На главную страницу Лоис М.Буджолд |
«На конце иглы»
Доно
Допрос Этана Эркхарта цетагандийцами на станции Клайн. Пытки и унижения. В точности как в книге.
Сладкая боль. Приятная прохлада. Жизнь прекрасна! Нет, не так: удивительна, поразительна, замечательна, очаровательна, полна великолепных неожиданностей и новых людей! Я говорю это вслух? Странно: если я когда-либо и был полон таких мыслей, то думал их про себя. Ну конечно! Просто ни с кем мне не хотелось бы поделиться этими сокровенными тайнами, кроме вас, дорогие мои, любимые мои, друзья мои. Вы слышите? Дру-зья! Какая разница, когда мы познакомились и при каких обстоятельствах? Не стоит оправдываться, даже и не подумайте, я все понимаю: иногда самые лучшие люди не замечают нас… не замечают ничего на своем пути. И я всецело за то, чтобы в таком случае привлечь их любыми способами. Даже парализовав одним неожиданным уколом. О, как я польщен, что вы сочли меня лучшим, достойным вашей дружбы! На самом деле я не такой, нет, совсем не такой. Но я вас не разочарую. Я расскажу вам все, что угодно. Спрашивайте – и я отвечу, подробно, красочно. Вы думаете, все доктора – сухие прагматики? Ошибаетесь: я - лучше, и я вам это докажу. Ну давайте же, милые мои! Все, что угодно, все! Да я ради вас горы сверну, вы же видите! У меня никогда раньше не было таких друзей, такой теплой компании, такой…
- Он под кайфом, капитан? –
«Под кайфом»? Какие простые и верные слова, красавец с полотенцем! И впрямь, зачем выражаться напыщенно, замудренно-красиво? Я могу ответить сам: да, я под кайфом от этой жизни, от тебя и от того мужчины, что привел меня сюда, желая мне, определенно, только добра. Сначала я не понял. Я испугался, я думал, меня хотят убить… как же я заблуждался! А что было бы, если бы мне удалось убежать? Ничего этого? Как горько! И я бы даже не плакал от разочарования. Не знал, что теряю.
Зато сейчас – плачу. От умиления.
- Так точно, гем-полковник Миллисор, - капитан, полковник? Военные. Опытные. Интересные в общении, сильные, неотразимые. Подождите, он сказал «гем»? Что-то знакомое? Не помню… не помню… или… Цетаганда? Какой шанс! Дружба народов! Прямой туннель! У их нации же фантастические успехи в клонировании! Мы могли бы обмениваться опытом!
Ну, и не только в отношении клонирования. Когда вы говорите друг с другом, дорогие мои цетагандийцы, я любуюсь на вас, не скрывая это – и, невзирая на прохладу в помещении (ах да, я же без одежды! Впрочем, мне нет разницы: как врач, я не имею излишних комплексов стеснительности, тем более – перед мужчинами), мои щеки пылают. Вот и сейчас слова, которыми вы обмениваетесь, проплывают мимо моих ушей, зато вас самих, вашу внешность, ваши образы я тщательно копирую в память о своих самых лучших днях. Я бы хотел сказать вам об этом – но не хочу быть невежливым и перебивать. Ну, подойдите же ко мне! Не видите – я нуждаюсь во внимании! В интересе… в тепле… заботе…
- Как тебя зовут? –
О, похоже, жизнь становится все лучше и лучше. Ты подходишь ко мне – пускай покамест только ты – и жаждешь познакомиться? Значит, тебя сейчас переполняют те же чувства, что и меня? Значит, у нас все получится?
- Этан! А Вас? –
Не хочешь отвечать? Почему-то игнорируя мой интерес, задаешь следующий вопрос. Это ничего: у меня хорошая память, я запомнил – тебя зовут Миллисор. Холодное имя – кубики льда в стакане, приятный холод в добавочном зале хранения яйцеклеточных культур… я люблю холод. Но я хочу тебя согреть. Подойди еще ближе – я хочу обнять тебя. Развяжи мне руки… нет, если хочешь, можешь и не развязывать. Я чувствую: здесь главный – ты. Об этом говорят не звания, это витает в воздухе. Твоя власть великолепна, на тебя хочется молиться. Не будь я привязан к стулу, опустился бы перед тобой на колени – и делай со мной все, что захочешь; я буду только счастлив, потому что я знаю: в любом своем поступке ты будешь прав. Эта уверенность, сквозящая из твоих серых глаз, монолитная, приятно давящая, всепоглощающая… как хочется отдаться ей без остатка! В любом смысле. О нет, это не будет изменой – я же чувствую, и сердце меня не обманет. Оно никогда не обманывало. Задержи на мне взгляд чуть дольше – я хочу смотреть в твои глаза, любоваться тобой… Любить тебя… Отвечать на все твои вопросы – и отвечаю, по заведенному порядку, так, как хочешь ты – четко, строго, по-военному. Я бы даже отсалютовал тебе, но не ногами же салютовать такой важной персоне! Хотя нет, ноги у меня тоже привязаны. И немного болят. Ну, да это мелочи. Если ты захочешь причинить мне боль – я захочу безропотно ее снести.
Ты отворачиваешься от меня – но даже в эти краткие мгновения твой подчиненный, капитан, не отводит взгляда. Я бы сказал, что взглядом он меня раздевает – но ведь он уже раздел, так? Тогда какие же смелые чувства владеют этим человеком? Не знаю, как им, но точно знаю, что переполняет меня при одном взгляде на него. Благодарность. За то, что он увел меня из жестокого мира, меня, совсем недавно избитого – и за что, за убеждения и за мою родину! За прикосновение иглы к запястью – сколько же в нем может быть нежности! За то, что довез меня сюда, за то, что не пожалел стула и закрепил меня на нем, чтобы я не упал – и хорошо, что крепко, а то от избытка чувств голова совсем идет кругом. Пристальный, испытующий, чего-то ожидающий взгляд. Не думай, я очарован не только твоим начальником. Твое крепкое тело, твое лицо приковывают мой взгляд. Как жаль, что ты так далеко, на другом конце комнаты! Но если пока что ты хочешь общения на словах, да при этом вежливо уступаешь это право полковнику Миллисору, я только больше восхищаюсь тобой. Как ты галантен! Как я тебя обожаю, спаситель мой!
С трудом, но поворачиваю голову в другую сторону – откуда слышится вопрос, а в нем – какое-то знакомое слово. Похоже, я наконец-то могу дать вам ценную информацию. Наконец-то полезен! Мне хочется плясать от радости, но странная усталость сковывает движения… ах да, я же привязан! Опять забыл! Общество хороших людей всегда отвлекало меня от физических неудобств – и дома, и здесь. Так, о чем же меня спросили? Неужели прослушал? Я этого не переживу!
Нет, позвольте… помню, помню, не повторяйте, я не хочу вынуждать вас…
- Тебе назначил здесь встречу Теренси? –
Теренси? Второй медтехник смены? Да нет, не назначал – его и не отправляли сюда. Все-таки дорогое удовольствие – выбраться в большой мир. Ах, если бы мы знали тогда, что вы будете ждать нас здесь, и вас будет двое! Мы бы обязательно отправились вдвоем, чтобы общение было более полноценным – двое нас, двое вас. Хотя вряд ли сюда откомандировали бы Теренси. Но, честное слово, если вам нужен Теренси – я привезу вам его! Я знаю его адрес, я знаю, как его найти, по каким дням он на работе и мы с ним видимся. Я могу вам все рассказать. Этот Теренси действительно великолепный человек. Очень душевный и добрый, и к своей работе относится с аккуратной внимательностью: вот Стэнтон, его сменщик, постоянно ставит какие-то дешевые громкие песенки, от которой младенцы в репликаторах переворачиваются, и приходится наведываться к нему и включать классическую музыку каждые пять минут. Неудивительно, что ты не спросил меня о нем, а именно о Теренси. В свои годы ты еще и мудр, Миллисор. Кажется, еще немного – и я забьюсь в экстазе от одних твоих слов и логики. Нужно только сдержать свои эмоции - и отвечать, отвечать. Да, я считаю Теренси талантливым. Блондин? Нет, у него каштановые волосы. Глубокий теплый древесный оттенок… вам понравится… И живет он недалеко – через два квартала от меня, так что, если позволите быть вашим проводником, я познакомлю вас лично. Можете угостить его темным пивом – кажется, он это любит. Но на работе не пьет. Только пару раз, может быть, не то что этот безответственный Стэнтон … ах да, я же рассказываю о Теренси! Не отворачивайтесь – сейчас я вспомню что-нибудь еще! Обязательно! Подождите! Не обрывайте меня, не надо!
Как сквозь туман слышу ваши голоса, спорящие друг с другом.
-…не того взяли… о культурах…
- …что вы с ними сделали? –
Ах, с культурами? Ну, здесь я осведомлен гораздо лучше, чем насчет наших лабораторных техников. Тем более что тот день запомнится мне надолго. Прислать коровьи яичники, размороженные яйцеклетки, некачественный заказ, подделку – и все за такие деньги! Не сомневайся во мне, милый Миллисор – я сделал все, что мог. Прочитал все статьи ежегодного выпуска. Осторожно извлек продукцию. Решив было, что это пре-культура, начал готовиться к культивированию. И не смотри на меня так обвиняющее, капитан, умерь злобу в глазах – я не виноват, что не распознал это сразу! Но, когда я увидел эти коровьи яичники, я уже не мог ошибиться, а, заметь я ошибку с самого начала и будь в этом уверен, что бы это изменило? И как бы ты действовал на моем месте? Нет-нет, я не сержусь на тебя за то, что ты на меня сердишься. Я готов признать свою ошибку, только укажи мне на нее. Я исправлюсь, обязательно исправлюсь.
А ты, похоже, устал и перенервничал: недовольно кривишь губы, сжимаешь руку в кулак. Ты, наверное, одинок и несчастен. И ты тоже, Миллисор. Два затерянных на просторах Галактики цетагандийца. Мне вас немного жаль, и это привносит грустную нотку в нашу теплую встречу. Послушайте, а что если вам получить право на отцовство? Вы оба стали бы счастливее. Хотите, я вам помогу? Нет-нет, это как раз к вопросу о культурах! Я ведь как раз отправился с Афона сюда, чтобы заказать новые яйцеклеточные культуры! На основе одной из них можно будет вырастить вашего ребенка, и вы будете жить счастливой семьей.
Мне кажется, или ваши глаза негодующе расширяются?
Подождите! Я не договорил! Я понимаю, что здесь вам не дадут прохода: два мужчины с общим ребенком на руках – во всей галактике это почему-то кажется постыдным. Но, хвала Отцам-Основателям, на Афоне все не так! Я же занимаюсь проблемами иммиграции на Афон инопланетников… то есть, какими еще проблемами? Нет никаких проблем! А Афон – есть! Поехали, я прошу вас, полетели со мной на следующем корабле! Там мы сможем разобраться в наших отношениях, сможем жить вчетвером – у меня большая квартира и очаровательный молочный брат Янек. Мы сможем вместе завтракать, вы найдете себе хорошую работу и заработаете соцкредиты, а по вечерам…
Тяжелый удар холодной ладони обжигает щеку. Капитан, за что? А впрочем, все равно, за что – ты все-таки прикоснулся ко мне, и это, невзирая на вспышку боли, так хорошо, так приятно… Может, это не наказание, а награда? О, как изысканно! Успеваю прижаться щекой к ладони до того, как ты отдергиваешь руку. Хорошего понемножку, так? Согласен: я пока не заслужил большего. Но знаешь, может быть, потом… когда закончатся слова… ты покажешь мне свою силу, и я приму ее, как бы она не выражалась. А еще позже – расскажу тебе, что на самом деле я больше люблю нежность, но и этот способ выражения чувств так же нравится мне, потому что мне нравишься ты. Потому что я готов подчиниться твоей грубоватой, но беспрекословной силе, чего бы это не стоило… и утром, глядя на себя в зеркало и видя следы от ударов, вспоминать тебя и ждать новой встречи. О Боже-Отче, мы еще не расстались, а я уже по тебе скучаю! Что же будет, когда мне придется улетать?
Тебя хватают за локоть. Вернее, не хватают, а – удерживают. Даже этот жест выходит элегантным и красивым – и ты подчиняешься, опуская голову в молчаливом кивке. Какое у вас взаимопонимание! Должно быть, вы давно работаете вместе? Хотел бы я об этом узнать… но пока – вы знакомитесь со мной, и я рассказываю, а вы спрашиваете. Еще будет время поменяться ролями, не так ли?
- Может, он сопротивляется? – Да нет же, Миллисор, я и не думал сопротивляться! Каждое ваше движение навстречу мне сопровождается таким наслаждением, что я и не подумал бы отказывать себе в феерическом удовольствии быть ближе. Или ты тоже хочешь попробовать? Подойди, просто подойди, ты же видишь: я на все согласен. Почему ты, как нарочно, отступаешь в тень? Хочешь немного меня помучить? Оставить без внимания? Никогда не думал, что вот так, втроем с вами в одной комнате, я буду ощущать одиночество. Всем телом тосковать без касания рук, без взглядов, пронизывающих насквозь. Или так ты подчеркиваешь свою власть? Хочешь сказать, «никуда он не денется»? Это верно: я никуда не денусь. Развяжите меня – и я не уйду. Зачем мне нужны те, кто только что меня избивал? Или эти… эти… опасные… женщины? С вами я чувствую себя защищенным от них. Ты защитишь меня своей силой, ты это можешь, я чувствую.
-… подбавь ему! –
Ты снова приближаешься ко мне, капитан. Внезапно тошнота сдавливает мое горло – но душа ликует, и, сглотнув, я смотрю в твои глаза. Зачем ты отводишь взгляд? О, вот оно что: двумя руками сжав и распрямив мой локоть, ты прикасаешься к коже иглой. Снова боль – но твои пальцы на этот раз задерживаются дольше. И теплее. Люблю… люблю…
Туман окутывает комнату. Так эффектно – и в то же время так интимно. Полумрак, качающиеся стены – мы, что, куда-то летим? Или, вместо того чтобы лететь со мной на Афон, вы придумали нечто лучшее и теперь забираете меня на Цетаганду? Но как же это… я же не скоординировался с Советом… не заказал культуры… что-то здесь не так… о, конечно! Я же не сказал вам, зачем я здесь, не перечислил, что взвалил на меня Совет! Сейчас, сейчас я все объясню – и, как бы ни хотел я оставить все дела, чтобы улететь с вами в неизвестное «завтра», нам придется с этим подождать. Но вы ведь подождете, да?
Комната вокруг меня сжимается со всех сторон. Я знаю, это затем, чтобы мы стали еще ближе. И душевно тоже – и для этого я говорю, говорю, говорю. Не нужно задавать вопросы – только подойдите поближе, хотя бы чтобы услышать меня. Перехожу на полушепот – отчасти чтобы вы оба оказались совсем рядом, отчасти – потому что в густом тумане сложно дышать и говорить. Стены пульсируют, как кровь в сосудах. В тысячах зеркал на стенах я вижу, как меня выворачивает наизнанку изнутри. Что-то душит горло. Наверняка я кажусь вам не самым красивым в эту минуту? Конечно, каждый из вас в тысячу раз прекраснее меня! Кажется, я сейчас упаду перед вами на колени… когда вы успели меня развязать? Вы так добры ко мне… родные мои… дорогие… о, как я всех вас люблю!
Словно бы мою голову отдельно от тела закрыли в криокамере – так неожиданно чувствую холод, словно бы даже кончики волос опалило жидким азотом. Холод просачивается насквозь в самый череп – но в черепе же нет сквозных отверстий? – и капает на плечи. Рефлекторно вздрагивая – боюсь, что вы сочтете меня слабым. Где вы? Темно. Я не вижу вас. Вы не могли оставить меня просто так! Я в это не верю, мне с вами было слишком хорошо! Резким рывком открываю глаза, втягиваю в себя воздух, сердце холодеет, словно в криокамеру бросили и его: а вдруг вас больше нет рядом? Может быть, я ненароком выпал из шлюза корабля, летящего на Цетаганду? Или на Афон? Или…
О нет, вы все еще здесь. Чувство ни с чем не сравнимой благодарности накрывает меня с головой – но и оно, и все прочие эмоции словно затупились. Я потерял сознание… похоже на то. И да, я все еще привязан. Может быть, это и хорошо. Послушайте, давайте продолжим разговор чуть позже – я вернусь в свой номер, приведу себя в порядок и снова приду к вам. Какой адрес у этого корабля? Или не корабля? Или… о чем вы спорите? Не ссорьтесь, не надо! Давайте будем жить в мире! И любить друг друга! И… я теряю силы с каждой фразой, но все еще надеюсь докричаться до вас. О, похоже, докричался: на этот раз вы подходите ко мне оба.
И я был бы до сумасшествия счастлив, если бы ты не посмотрел мне в самую душу, минуя глаза, Миллисор. И взгляд у тебя – холоднее жидкого азота и криокамеры вместе взятых.
Не может быть, чтобы ты совсем не любил меня, - шепчу через силу, чувствуя, как игла инъектора входит в вену, на этот раз – на другой руке. Вы вкалывали мне что-то уже дважды… или трижды? Как будто в памяти – провалы. И снова всплывают на поверхность первые эмоции от встречи с вами. Но я все еще не могу их принять, и ни за что не приму. Твои руки смыкаются на моих запястьях так ласково – и вместе с тем так неотвратимо. И оставляют за собой прохладные датчики без проводов, замирающие на коже. Странная, нестерпимо холодная романтика заставляет меня замереть ослепленным и… возбужденным? Да, это так, и нет смысла отрицать то, что очевидно, когда я раздет и мои ноги раздвинуты, привязаны к ножкам стола и открывают то, что я еще пару минут назад в порыве счастья не хотел бы скрывать.
То, что хотел бы скрыть – сейчас.
Но вы ведь этого и добивались? Если так – берите меня всего, я готов, я так хочу вас обоих, кем бы вы ни были и что бы ни сделали потом. Можете бить меня, причинять мне боль, можете все… да ведь вы и так знаете, что может все. Я полностью обречен, что бы вы ни задумали – но как же хочется быть обреченным, когда, фиксируя серебристые датчики на моей груди и внутренней стороне бедра, ваши руки касаются меня – и я выгибаюсь в безмолвном стоне, ловлю ваши взгляды, силюсь запомнить все, но забываю то, что было секунду назад, понимая, что каждое новое прикосновение еще слаще предыдущего, еще мучительней и короче. Вы специально издеваетесь надо мной? Я тронут… я раздавлен… я – ваш…
Краем глаза замечаю властный жест Миллисора – и ты, капитан, опускаешься на колени между моих ног. О, неужели ты удовлетворишь меня, наконец избавив от этой муки? Мой взгляд, должно быть, сейчас неудержимо мечется от твоих глаз – к губам. Я не узнаю себя, я исхожу от желания, как мальчик, как зеленый юнец! Что вы сделали со мной, сладкие мои мучители?
- Еще ничего, - слышу я твой, Миллисор, шепот прямо над моей головой, и теряю голову, когда твои прохладные пальцы опускаются мне на плечи, словно бы удерживая на месте. Зачем? Я все равно привязан надежно, и даже будь я свободен – я желаю вам только добра!
Но больше всего я желаю себе…
Охх… Кольцо пальцев смыкается на моем… как хорошо… чуть выше… еще… вот так… ну пожалуйста… эти тесные путы только мешают… развяжите…
- Ни за что, - теплые волны голоса растекаются по всему телу – и неожиданно ладонь разжимается, оставляя за собой шлейф боли, неудовлетворенности…
…и серебряных датчиков.
Вонзающихся в кожу.
Больно.
Больно!
Вырваться. Немедленно. К черту эти путы! Я смогу…
…но твои пальцы держат крепко…
…все глубже и глубже серебро уходит под кожу – и пульсирует, пульсирует боль, острая, жестокая… за что? Я же сказал вам все, что вы хотели – неужели это с самого начала было всего лишь допросом? Я же любил вас больше всего на свете – а вы меня все это время презирали?
Ультразвук разрывает уши. Кожа обвисает клочьями. Последняя попытка удержаться – вспомнить, как меня зовут? Кто я? Откуда я?
Никто.
Умереть.
- Заткнись! –
Не чувствую вкус крови закрывшего мне рот ладонью. Боль поглощает все ощущения. Только больше не дрожат барабанные перепонки – так это кричал я сам? Все равно. Я убил бы вас одним своим криком. Я вас ненави…
И – ничего. Пустота и сквозные дыры в руках, ногах, везде на месте датчиков. Воздух проходит сквозь меня навылет. Беспомощно обвисаю на стуле, веки падают вниз мягко и неминуемо, как снег в холодную зимнюю полночь. Не чувствую себя, не помню себя, но зимнюю полночь – прекрасно. У нас на Афоне так редко идет снег, что мы запоминаем каждое тихое его прикосновение к коже. Я мог бы рассказать вам об этом – но вам не интересно, так?
- Будешь отвечать? – рычит капитан, потирая прокушенную ладонь, и из-под приопущенных век на меня хлещет его ярость. Так вот какой ты на самом деле, цетагандийский солдафон. Не я тебе нужен, а то, что я знаю. А если я что-то знаю, то ты не узнаешь этого, будь моя воля – никогда.
- Нет. – из последних сил, шепотом, до того, как кокон боли сжимается снова.
Теперь нет ничего: ни стен, ни комнаты, ни крови, ни взглядов, ни любви. Только цветущие ветви обнаженных нервов под хрупким стеклом кожи. И грязная тряпка, вбитая в рот до того, как накатила волна, обжигающая до костей.
Жар. Холод. И снова. И снова.
- Я буду говорить, - хриплю я, когда, отключив источник боли – или он не отключается, а периодами из инстинкта самосохранения отключается моя нервная система? – капитан выдергивает тряпку из моего рта.
- Вот и отлично, - почти мурлычет над мои ухом Миллисор, и острее ножа его ногти скользят по моей шее. Отмотать время на полчаса назад – и я бы с превеликим удовольствием принял это за нежность, и прошептал «Еще…». Но полчаса назад он и не думал быть столь болезненно-ласковым.
Болезненно. Накликал.
Боль обрушивается на плечи водопадом. Похоже, я нечаянно обманул вас: я не буду говорить – я буду кричать. История Афона, биография всех моих знакомых, все данные из билеты до станции Клайн, параметры яйцеклеточных культур, последние новости, услышанные по телевизору – что вам еще? Ах, да, я забыл самое главное! Вы думаете, я вас ненавижу? А вот и нет! Я не умею ненавидеть! И не хочу учиться – я слишком взрослый для педагогических практик надо мной! Опоздали, цетагандийские воспитатели! Я не знаю ничего! Я не знаю, как меня зовут! Я почти забыл, кто вы такие! Я не знал в жизни ничего, кроме этой разрывающей на куски боли! Вы знаете обо мне больше меня! Я – никто из ниоткуда, и если вы хотите, улечу в никуда! Прямо сейчас – в эту вот темноту перед глазами, расширяющуюся от размеров черной точки до огромного облака, поглощающего комнату, вас, меня, все, все, что мы зачем-то друг другу доказывали…
И получили меня всего. Как я и хотел – до основания.
И – словно тупым предметом по затылку.
И – тише, тише…
- …дьявол, Рау! Мы потратили впустую уйму времени!...
- … почти в наших руках…
- …больше ничего не выжмем…
Похоже, и мне больше нечего хотеть. Мы квиты, хотя это вы были со мной жестоки, а я даже не мог отбиваться. Что вы будете делать теперь? Добьете – или отпустите? Едва ли спросите моего мнения об этом, да мне и все равно.
Так и не прошел через пустоту, через боль и – конечно – через счастье, держась за ваши руки. Так и не заставил взяться за руки вас.
Такие мелочи волнуют меня сейчас – и без разницы, что там вы пытались узнать, если я все равно оказался чистым листом без фактов и данных.
А вы - холодным чистым миром без крови и дефектов.
- …не представляет для нас ни малейшей ценности…
Настоящая боль бескровна.
А настоящая любовь кровавого цвета.
Потому что – живая.