Перевод © Илья Богданов (ibo@mail.ru), ред. от 21.06.2001
К удивлению Майлза, когда он прибыл в лабораторию Ана на следующее утро в час, с которого, по его оценкам, могла начинаться смена, он обнаружил лейтенанта проснувшимся, трезвым и одетым в форму. Нельзя, правда, сказать, что он выглядел так уж хорошо: с бледным лицом, тяжело дыша, он съежился на стуле, уставившись заплывшими глазами в раскрашенный компьютером погодный график. Голограмма меняла размеры и головокружительно вращалась в соответствии с сигналами от устройства управления, которое он сжимал во влажной и дрожащей ладони.
– Доброе утро, сэр, – Майлз милосердно смягчил голос и прикрыл за собой дверь, не хлопнув ею.
– А? – Ан поднял голову и автоматически ответил на салют Майлза. – А вы кто еще такой, э… мичман?
– Я ваша замена, сэр. Разве никто вас не предупреждал о моем прибытии?
– О, да! – Ан сразу просветлел. – Очень хорошо, входите.
Так как Майлз уже вошел, он вместо этого коротко улыбнулся.
– Я хотел встретить вас на посадочной площадке для шаттлов, – продолжал Ан. – Вы рано. Но, похоже, вы сами прекрасно нашли дорогу.
– Я прибыл вчера, сэр.
– Да? Вы должны были доложиться.
– Я так и сделал, сэр.
– Да? – Ан с беспокойством прищурился, глядя на Майза. – Вы так и сделали?
– Вы обещали, что дадите мне полную техническую ориентировку этим утром, сэр, – решил воспользоваться возможностью Майлз.
– Да? – Ан моргнул. – Хорошо, – его обеспокоенный взгляд слегка прояснился. – Ну, э…
Ан потер лицо, оглядываясь вокруг. Он ограничил свою реакцию на необычный внешний вид Майлза одним брошенным украдкой взглядом и, должно быть, рассудив, что они еще вчера покончили с ритуалами, связанными со знакомством, с ходу принялся описывать стоящее вдоль стены оборудование, в порядке слева направо.
Оно было в буквальном смысле Майлзу представлено, так как все компьютеры имели женские имена. За исключением тенденции говорить о своих машинах как о людях, Ан казался вполне вменяемым, пока описывал детали своей работы, и скатывался на беспорядочную речь с последующим похмельным молчанием, только когда случайно сбивался с темы. Майлз мягко направлял его обратно на погоду соответствующими вопросами и делал записи. Совершив полное замешательства броуновское движение по комнате Ан в конце концов обнаружил диски с описанием рабочих процедур своей лаборатории, приклеенные снизу к соответствующим экземплярам оборудования. Он сделал свежий кофе на неуставной кофеварке – по имени Жоржетта – предусмотрительно размещенной в угловом шкафчике, а затем повел Майлза на крышу здания, чтобы показать ему установленный там центр по сбору данных.
Ан прошелся по собранным на крыше измерительным приборам довольно поверхностно. Похоже, его головная боль усиливалась по ходу утренней деятельности. Он тяжело облокотился на перила из нержавеющей стали, окружавшие автоматическую станцию, и прищурился на далекий горизонт. Послушный долгу, Майлз следовал за ним, в то время как он на несколько минут, казалось, погружался в глубокую медитацию, обращаясь по очереди в каждую сторону света. Или, может быть, этот направленный внутрь взор просто означал, что его сейчас вырвет.
Этим утром все было бледно и прозрачно, солнце уже встало… впрочем, солнце уже встало в два часа пополуночи, напомнил себе Майлз. Как раз только что прошло время самых коротких ночей на этой широте. С этой высокой точки обзора – что было здесь редкостью – Майлз с интересом разглядывал базу Лажковского и плоский ландшафт за ней.
Остров Кайрил представлял собой глыбу в форме яйца около семидесяти километров шириной и ста шестидесяти километров длиной, и в более чем пятистах километрах от какой бы то ни было еще земли. Бурая и бугристая – так можно было описать большую часть и базы, и острова. Большинство близлежащих зданий, включая офицерские казармы, где жил Майлз, были вкопаны в землю и покрыты сверху местным дерном. Никто не утруждал себя здесь сельскохозяйственным терраформированием. Остров сохранил свою первоначальную барраярскую экологию, хранившую следы употребления и злоупотребления. Длинные толстые пласты дерна покрывали казармы пехотинцев, проходящих здесь зимой подготовку – сейчас казармы были тихи и пусты. Грязные, наполненные водой борозды веером разбегались к заброшенным стрельбищам, полосам препятствий и тренировочным площадкам с ямами от взрывов боеприпасов.
Недалеко на юге шевелилось свинцовое море, заглушая все попытки солнца блеснуть на воде. Далеко на севере серая линия отмечала границу тундры у гряды мертвых вулканических гор. Майлз прошел свой офицерский краткий курс по зимним маневрам в Черном Сбросе – гористой местности в глубине второго барраярского континента: конечно, много снега и убийственный ландшафт, но воздух был сухой, колючий и бодрящий. А здесь даже сегодня, в самый теплый период лета, морская промозглость, казалось, заползала к нему под свободно одетую парку и грызла каждый старый перелом. Майлз поежился, безрезультатно пытаясь отогнать ее.
Ан, все еще висящий на поручне, заметив это движение, искоса глянул на Майлза.
– А скажите-ка мне, э… мичман, имеете вы какое-нибудь отношение к тому самому Форкосигану? Я еще когда увидел имя на приказе, про это подумал.
– Мой отец, – коротко ответил Майлз.
– Бог ты мой, – Ан моргнул и выпрямился, потом, смутившись, опять, как и раньше, согнулся, олокотившись на поручень. – Бог ты мой, – повторил он.
Он прикусил губу в восхищении, а его затуманенный взор на мгновение озарился искренним любопытством.
– И какой он в действительности?
“Что за нелепый вопрос”, – подумал Майлз раздраженно. Адмирал граф Эйрел Форкосиган. Колосс барраярской истории этой половины столетия. Завоеватель Комарра, герой жуткого отступления с Эскобара. Шестнадцать лет беспокойного несовершеннолетия императора Грегора – лорд-регент Барраяра, а в последующие четыре года – доверенный премьер-министр императора. Сокрушитель восстания Фордариана, инженер необычной победы в третьей цетагандийской войне, оседлавший и двадцать лет крепко удерживающий смертельно опасного тигра барраярских политических междоусобиц. Тот самый Форкосиган.
“Я видел, как он смеялся в полном восторге, стоя на причале в Форкосиган-Сюрло и выкрикивая разносящиеся по воде команды в то утро, когда я, впервые идя под парусом, опрокинул и самостоятельно выровнял яхту. Я видел, как он рыдал, более пьяный, чем ты был вчера, Ан, в ту ночь, когда мы получили сообщение, что майор Дювалье был казнен за шпионаж. Я видел его в гневе, такого кирпично-красного, что мы боялись за его сердце, когда пришли отчеты, в полных деталях описывающие глупости, приведшие к последним беспорядкам в Солстисе. Я видел, как он на рассвете бродил по особняку Форкосиганов в нижнем белье, зевая и призывая мою сонную мать помочь ему найти два одинаковых носка. Его не с кем сравнить, Ан. Он уникален”.
– Он заботится о Барраяре, – наконец сказал Майлз вслух, когда молчание стало неуютным. – И… за ним трудно угнаться.
“И вот еще: его единственный сын – уродливый мутант. Это тоже”.
– Да уж, надо думать, – Ан выдохнул с сочувствием, а, может, его просто тошнило.
Майлз решил, что может выдержать сочувствие Ана. В нем, кажется, не было намеков ни на проклятую покровительственную жалость, ни, что любопытно, на более привычное отвращение.
“Это потому, что я его здесь заменю, – решил Майлз. – У меня могло быть две головы, и он все равно был бы чертовски рад меня видеть”.
– Так вот чем вы занимаетесь, идете по стопам отца? – нейтрально спросил Ан. И, оглянувшись вокруг, добавил с сомнением: – Здесь?
– Я фор, – нетерпеливо ответил Майлз. – Я служу. Или, по крайней мере, пытаюсь. Куда бы меня ни послали. В этом и смысл.
Ан пожал плечами, недоумевая. По поводу Майлза или по поводу превратностей службы, закинувшей его на остров Кайрил, – этого Майлз определить не мог.
– Ну, – Ан со вздохом оттолкнулся от поручня. – Сегодня признаков ва-ва нет.
– Признаков чего нет?
Ан зевнул и ввел ряд цифр – взятых из разряженного воздуха, насколько мог судить Майлз – в свою отчетную панель, отображающую почасовой прогноз погоды на сегодня.
– Ва-ва. Что, никто не сказал вам про ва-ва?
– Нет…
– А должны были. И в первую очередь. Чертовски опасные, эти ва-ва.
Майлз начал прикидывать, не пытается ли Ан его надуть. Как обнаружил Майлз, розыгрыши могли быть достаточно тонкой формой издевательства, чтобы проникнуть даже сквозь броню ранга. В конце концов, искренняя ненависть избиения доставляла только физическую боль.
Ан снова перегнулся через поручень, чтобы на что-то указать.
– Видите все эти веревки, которые тянутся от двери к двери между зданиями? Это на случай, если будет ва-ва. Хватайтесь и висите на них, чтобы вас не сдуло. Если сорветесь, не раскидывайте руки, пытаясь остановиться. Я видел, как многие парни таким образом поломали себе запястья. Сгруппируйтесь и катитесь.
– Что это, черт возьми, за ва-ва? Сэр.
– Сильный ветер. Внезапный. Я однажды видел, как он поднялся с полного штиля до 160 километров, а температура упала с плюс десяти до минус двадцати – и все это за семь минут. Длится он от десяти минут до двух дней. И почти всегда дует с северо-запада, при нормальных условиях. Удаленная станция на берегу дает нам примерно двадцатиминутное предупреждение, и мы включаем сирену. Это означает, что вы никогда не должны оставаться без теплых вещей или в более чем пятнадцати минутах от какого-нибудь бункера. Там вокруг тренировочных площадок полно бункеров. – Ан махнул рукой в соответствующем направлении. Он казался серьезным, даже очень. – Если услышите сирену, бегите со всех ног к укрытию. Учитывая ваши размеры, если вас однажды поднимет и сдует в море, вас никогда больше не найдут.
– Хорошо, – сказал Майлз, про себя решив обязательно, при первой возможности проверить эти предполагаемые факты в метеорологических записях базы. Он вытянул шею, чтобы заглянуть в отчетную панель Ана: – Откуда вы взяли эти данные, которые только что ввели сюда?
Ан с удивлением уставился на свою отчетную панель:
– Ну, это правильные цифры.
– Я не подвергал сомнению их точность, – терпеливо ответил Майлз. – Я хочу знать, как вы их получили. Чтобы я смог проделать это завтра, пока вы еще здесь, чтобы поправить меня.
Ан взмахнул свободной рукой в незаконченном, досадливом жесте:
– Ну…
– Вы же не выдумываете их, правда? – спросил Майлз с подозрением.
– Нет! – ответил Ан. – Я как-то не задумывался, но… Думаю, это то, как пахнет день.
Он вдохнул, как бы демонстрируя сказанное.
Майлз поморщил нос и, в целях эксперимента, принюхался. Холод, морская соль, вынесенная на берег гниль, влага и плесень. Нагретый пластик в некоторых из мигающих и вращающихся инструментов рядом с ним. В обонятельной информации, поступающей в его ноздри, средняя температура, атмосферное давление и влажность в настоящий момент, а тем более через восемнадцать часов, никак не проявились. Он оттопырил большой палец и указал на метеорологическое оборудование.
– Есть здесь какой-нибудь запахомер, чтобы дублировать то, что вы делаете?
Ан пребывал, кажется, в искреннем замешательстве, как если бы его внутренняя система, чем бы она ни была, в результате внезапного осознания ее существования вдруг расстроилась.
– Сожалею, мичман Форкосиган. У нас, конечно, есть стандартные компьютерные прогнозы, но, по правде говоря, я уже много лет их не использую. Они недостаточно точны.
Майлз уставился на Ана и пришел к ужасной догадке. Ан не лгал, не шутил и не выдумывал. Пятнадцать лет опыта, ушедшего в подсознание, – вот что выполняло эти тонкие функции. Резерв опыта, который Майлз не мог скопировать. “Да и не хотел бы”, – признался он про себя.
Позднее в тот же день, объяснив абсолютно честно, что он знакомится с системами, Майлз скрытно проверил все поразительные утверждения Ана в метеорологических архивах базы. Ан не врал о ва-ва. Хуже того, он не врал о компьютерных прогнозах. Автоматическая система проводила локальные прогнозы с точностью 86%, опускаясь до 73% на долгосрочных недельных прогнозах. Ан и его волшебный нос давал точность 96%, падающую до 94% на недельных периодах.
“Когда Ан уедет, этот остров испытает падение точности прогнозов на величину от 11 до 21%. И это будет заметно”.
Офицер-метеоролог, лагерь “Вечная мерзлота” – эта должность была, очевидно, более ответственным постом, чем Майлзу показалось вначале. Погода здесь могла быть смертельной.
“И этот парень собирается уехать, оставить меня одного на острове с шестью тысячами вооруженных людей, и советует принюхиваться к ва-ва?”
На пятый день, когда Майлз почти уже решил, что его первое впечатление было слишком резким, у Ана случился рецидив. Майлз провел час, ожидая, пока Ан и его нос появятся в метеорологической лаборатории, чтобы приступить к выполнению дневных обязанностей. В итоге, за неимением лучшего, он снял положенные показания с компьютерной системы, ввел их в отчет и отправился на охоту.
В конце концов он обнаружил Ана все еще лежащим в койке в его комнате в офицерской казарме, отупевшим от алкоголя, храпящим и пахнущим перегаром… фруктовый бренди? Майлз содрогнулся. Встряска, тычки и вопли в ухо Ана не смогли его разбудить. Он только еще глубже закопался в постельное белье и ядовитые миазмы. Майлз с сожалением откинул мысли о применении насилия и приготовился справляться самостоятельно. Все равно скоро он останется один.
Он поковылял в гараж. Вчера Ан взял его на плановую обслуживающую проверку пяти ближайших к базе метеорологических станций, оснащенных дистанционными датчиками. Более дальние шесть были запланированы на сегодня. Обычные поездки по острову Кайрил выполнялись в вездеходном транспортном средстве -- гусеничном скутере, что оказалось почти также весело, как вести антигравные сани. Скутеры выглядели как плотно прилегающие к земле и переливающиеся всеми цветами капли, которые хоть и вспарывали тундру, но зато были гарантированы от сдувания ветрами ва-ва. Персонал базы, как дали понять Майлзу, весьма утомился подбирать потерянные антигравные сани с поверхности холодного моря.
Гараж был таким же полузакопанным бункером, как и большая часть остальных зданий базы Лажковского, только покрупнее. Майлз обнаружил капрала – как там его имя? – Олни, который отправлял Ана и его самого накануне. Техник, который помогал ему, вывозя скутеры из подземного хранилища наружу, тоже выглядел как-то знакомо. Высокий, в черной рабочей одежде, темные волосы – так можно было охарактеризовать восемьдесят процентов населения базы – Майлз не мог его вспомнить, пока он не заговорил со своим заметным акцентом. Он был одним из авторов комментариев вполголоса, подслушанных Майлзом на посадочной площадке для шаттлов. Майлз дал себе задание не реагировать.
Он аккуратно прошелся по всему списку приданных к транспорту предметов, прежде чем расписаться за него, как учил его Ан. Все скутеры всегда должны быть снабжены полным набором для выживания в условиях холода. Капрал Олни с легким презрением смотрел, как Майлз возился, отыскивая каждый экземпляр.
“Да, я медлительный, – раздраженно думал Майлз. – Молодой и зеленый. И это единственный способ стать менее молодым и зеленым. Шаг за шагом”.
Он прилагал усилия, чтобы контролировать свое смущение. Предыдущий болезненный опыт научил его, что это было весьма опасное состояние сознания.
“Концентрируйся на задаче, а не на чертовых зрителях. У тебя всегда были зрители. И, возможно, всегда будут”.
Майлз разложил лист карты на корпусе скутера и показал свой предполагаемый маршрут капралу. Такой инструктаж, по словам Ана, был еще одной стандартной процедурой техники безопасности. Олни буркнул нечто утвердительное с отлично подобранным выражением давно преследующей скуки на лице, очевидным, но недостаточно открытым, чтобы Майлз мог явным образом на него отреагировать.
Одетый в черное техник, Паттас, глядя поверх перекошенного плеча Майлза, поджал губы и произнес:
– Э, мичман, сэр, – и снова ударение лишь чуть-чуть не доходило до иронии. – Вы собираетесь на станцию-9?
– Да?
– Вам следует позаботиться о том, чтобы припарковать ваш скутер, э, подальше от ветра, в этой низине, как раз пониже станции, – толстый палец прикоснулся к карте на помеченном синим цветом участке. – Вы увидите это место. В этом случае ваш скутер точно снова заведется.
– Блок питания в этих двигателях может быть использован даже в космосе, – заметил Майлз. – Как он может не завестись?
Взгляд Олни загорелся, а затем вдруг стал абсолютно нейтральным.
– Да, но в случае внезапного ва-ва, вы же не хотите, чтобы его сдуло.
“Меня сдует раньше, чем его”.
– Я думал, эти скутеры достаточно тяжелые, чтобы их не унесло.
– Ну, не то чтобы унесло, но они, бывает, переворачиваются, – пробормотал Паттас.
– Хм. Что ж, спасибо.
Капрал Олни кашлянул. Паттас приветливо помахал Майлзу вслед.
Щека Майлза дергалась в старом нервном тике. Он глубоко вздохнул и позволил вздыбившейся на загривке шерсти улечься. Уводя скутер прочь от базы вглубь природной пересеченной местности, он разогался до более приличной скорости, прорубаясь сквозь похожие на папоротник заросли. Он потратил – сколько? полтора года? два? – в Имперской Академии доказывая каждому встречному поперечному свою компетентность каждый раз, когда за что-нибудь брался. За третий год он, наверное, расслабился – и потерял навык. Неужели так будет каждый раз при новом назначении? “Вероятно”, – подумал он с горечью и еще добавил скорости. Что ж, это часть игры, и он знал о ней, когда просился играть.
Погода была почти теплой, бледное солнце почти ярким, а Майлз почти радостным к тому времени, как он добрался до станции-6, расположенной на восточном берегу острова. Было приятно оказаться, наконец, в одиночестве: только он и его работа. Никаких зрителей. Можно было спокойно потратить необходимое время и сделать все как надо. Он аккуратно работал: проверял блоки питания, опустошал пробоотборники, осматривал оборудование на предмет ржавчины, повреждений или слабых контактов. И если он ронял инструмент, то не было никого, кто мог бы выдать что-нибудь насчет мутантов-спазматиков. Напряженность спадала, и он делал меньше неловких движений. Тик прекратился. Он закончил работу, потянулся и с удовольствием вдохнул влажный воздух, наслаждаясь непривычной роскошью одиночества. Он даже потратил несколько минут на прогулку вдоль берега и отметил разнообразие выброшенной на берег мелкой морской живности.
Один из приборов на станции-8 был сломан – разбился измеритель влажности. Когда он заменил его, он осознал, что спланированный им график работ был слишком оптимистичным. Солнечный свет сменяли зеленоватые сумерки, когда он покидал станцию-8. К моменту прибытия на станцию-9 – в место, представлявшее собой смесь тундры и каменных выступов, рядом с северным берегом – было уже почти темно.
Станция-10, как еще раз убедился Майлз, проверив свою карту с помощью светового карандаша, находилась выше, в вулканических горах посреди ледников. Лучше не пытаться выходить на поиски в темноте. Он переждет короткие четыре часа до рассвета. Он сообщил об изменении своего плана по комм-линку на базу, находящуюся в 160 километрах к югу. Дежурный, судя по голосу, ничуть этим не заинтересовался. Вот и славно.
Майлз с удовольствием решил воспользоваться возможностью и, пока не было зрителей, опробовать всю эту чудесную экипировку, которая была уложена в багажник скутера. Гораздо лучше попрактиковаться сейчас, пока условия хорошие, чем посреди какой-нибудь очередной метели. Маленький пузырь двухместной палатки, будучи установлен, показался Майлзу, который был невысок и в одиночестве, почти палатами. Зимой палатка должна была изолироваться спрессованным снегом. Он разместил ее с подветренной стороны скутера, который был припаркован в рекомендованной низине в нескольких сотнях метров от метеостанции, взгроможденной на каменный выступ.
Майлз мысленно сравнил массы палатки и скутера. Видеозапись типичного ва-ва, которую Ан ему продемонстрировал, все еще живо стояла у него перед глазами. Передвижная уборная, пролетавшая мимо по воздуху со скоростью сто километров в час, произвела особенно неизгладимое впечатление. Ан не смог сказать, был ли кто-нибудь внутри в момент, когда снималось видео. Майлз принял дополнительные меры предосторожности, прицепив палатку к скутеру короткой цепью. Удовлетворенный, он забрался внутрь.
Оборудование было первоклассным. Он подвесил теплотрубку к потолку, включил ее и теперь купался в ее излучении, сидя скрестив ноги. Рационы были лучшего качества. Дернув за кольцо, он согрел упаковку тушенки с овощами и рисом и смешал приемлемого качества фруктовый сок из прилагавшегося порошка. Поев и убрав остатки, он устроился на мягком коврике, сунул книжный диск в проигрыватель и приготовился провести короткую ночь за чтением.
Эти последние несколько недель он был довольно напряжен. Эти последние несколько лет. Книжный диск – бетанский роман нравов, который графиня рекомендовала ему, – ничего не имел общего с Барраяром, военными маневрами, мутациями, политикой или погодой. Он даже не заметил, в какой момент задремал.
Он проснулся внезапно, моргая в густой темноте, позолоченной только слабым медно-красным светом от теплотрубки. Он чувствовал, что спал долго, однако прозрачные сектора пузыря палатки были черными как смоль. Непонятная паника схватила его за горло. Черт возьми, неважно, проспал он или нет, он не опоздает здесь на экзамен или еще что-то. Он бросил взгляд на светящееся табло своего наручного хронометра.
Должен быть уже самый разгар дня.
Гибкие стены палатки прогнулись внутрь. От прежнего объема осталось меньше трети, и пол сморщился. Майлз ткнул пальцем в тонкий холодный пластик. Он медленно подался, как мягкое масло, и остался в таком вдавленном виде. Что еще за черт…?
В голове у него стучало, горло сжималось: воздух был спертый и влажный. Это было как… как утечка кислорода и избыток CO2 во время аварии в космосе. Здесь? Дезориентация и головокружение, кажется, создали иллюзию наклонившегося пола.
Пол действительно наклонен, понял он с изумлением, – втянут глубоко вниз с одной стороны и зажал его ногу. Он выдернул ее из захвата. Борясь с паникой, вызванной CO2, он снова лег, пытаясь дышать медленнее, а думать быстрее.
“Я под землей”.
Засосанный во что-то вроде зыбучего песка. Зыбучей грязи. Неужели те два проклятых ублюдка в гараже подстроили это для него? И он попался, попал прямо в западню.
Впрочем, возможно, грязь не столь уж зыбучая. Скутер не просел заметно за то время, пока он устанавливал палатку. Иначе он бы разгадал ловушку. Конечно, было темно. Но если он проседал несколько часов, пока спал…
"Расслабься", - яростно приказал он себе. Поверхность тундры, свежий воздух, могли быть буквально в десяти сантиметрах над головой. Или десяти метрах… “Расслабься!” Он пощупал вокруг в поисках чего-нибудь, что могло послужить щупом. Где-то была длинная, телескопическая остро заточенная трубка для взятия образцов льда с ледников. Упакована в скутер. Вместе с комм-линком. Расположенном сейчас, как оценил Майлз по углу наклона пола, примерно в двух с половиной метрах вниз и на запад от его теперешнего местонахождения. Именно скутер тянул его вниз. Палатка в одиночку вполне могла держаться на поверхности замаскированного тундрой грязевого озера. Если бы он смог отцепить цепочку, могла бы она всплыть? Недостаточно быстро. Его легкие были как набитые ватой. Он должен срочно прорваться к воздуху, или он задохнется. Утроба – у гроба. Будут ли его родители присутствовать, когда его в конце концов найдут, отроют эту могилу, скутер и палатку вытянут зависшим над трясиной тягачом… его тело, замерзшее с разинутым ртом в этой чудовищной пародии на матку… “Расслабься”.
Он встал и уперся вверх, в тяжелую крышу палатки. Его ноги увязли в податливом полу, но ему удалось высвободить одно их несущих ребер, согнувшееся от напряжения. В плотном воздухе он почти потерял сознание от усилия. Нащупав верх застегнутого входа в палатку, он оттянул пальцем застежку на несколько сантиметров. Ровно настолько, чтобы прошел стержень. Он опасался, что черная грязь вольется внутрь и мгновенно его поглотит, но она только вползала медленно выдавливаемыми каплями и падала с сочащимися шлепками. Сравнение, приходившее на ум, было очевидным и отталкивающим.
“Господи, а я-то думал, что и раньше бывал в полном дерьме”.
Он стал пропихивать несущее ребро вверх. Оно шло тяжело, скользя в его потных ладонях. Не десять сантиметров. Не двадцать. Метр, метр тридцать, и длины стержня уже не хватало. Он переждал немного, перехватил руки и снова толкнул. Ослабилось ли сопротивление? Прорвался ли он на поверхность? Он потолкал стержень туда сюда, но засасывающая слизь крепко держала его.
Может быть, может быть, расстояние немного меньше его собственного роста разделяло верхушку палатки и возможность дыхания. Дыхание –подыхание. Как долго через эту грязь продираться? Как быстро заросла в ней дыра? У него потемнело в глазах, и не из-за того, что свет потускнел. Он выключил теплотрубку, сунул ее в нагрудный карман куртки и содрогнулся от ужаса, порожденного жуткой темнотой. Или, может быть, CO2. Сейчас или никогда.
Повинуясь импульсу, он согнулся и расстегнул застежки на ботинках и ремне, а затем – на ощупь – застежку на палатке. Он начал копать, как собака, откидывая большие комья грязи вниз в оставшееся небольшое пространство палатки. Он протиснулся через вход, подобрался, сделал последний вдох и рванулся наверх.
Его легкие пульсировали, а в глазах стоял красный туман, когда его голова пробилась на поверхность. Воздух! Он выплюнул черную грязь и куски папоротника и поморгал, безуспешно пытаясь прочистить глаза и нос. Он вырвал наверх одну руку, затем другую, и попытался вытянуть себя на поверхность в горизонтальное, по-лягушачьи расплюснутое положение. Холод ударил по нему. Он чувствовал, как грязь схватывает его ноги, парализуя, как объятия ведьмы. Пальцы его ног оттолкнулись на всю длину от крыши палатки. Она пошла вниз, а он приподнялся еще на сантиметр. И это все, что он мог получить толкая. Теперь он должен тянуть. Его руки схватились за папоротник, тот оторвался. Еще. Еще. Он потихоньку двигался, и холодный воздух скреб его благодарное горло. Объятья ведьмы сжались еще сильнее. Он безуспешно поелозил ногами еще раз. Ну все, сейчас. Пошел!
Его ноги выскользнули из ботинок и брюк, бедра с хлюпаньем освободились, и он откатился в сторону. Он лежал, распростершись, чтобы обеспечить максимальную опору на предательскую поверхность, лицом вверх к серому крутящемуся небу. Форменная куртка и длинные подштанники пропитались слизью, и он потерял один утепленный носок, а равно и ботинки, и брюки.
Шел мокрый снег.
Его нашли несколько часов спустя, свернувшегося вокруг притухающей теплотрубки, забравшегося в выпотрошенный отсек для оборудования в автоматической метеостанции. Глаза на испачканном лице запали, ноги и уши побелели. Его застывшие фиолетовые пальцы стучали двумя проводами друг о друга в ровном, гипнотическом ритме – армейском сигнале о помощи. Который должны были прочесть в всплесках помех на измерителе атмосферного давления в метеолаборатории базы. Если и когда кто-нибудь дал бы себе труд взглянуть на внезапно ненормальные данные, поступающие от станции, или заметил бы определенную систему в белом шуме.
Его пальцы продолжали дергаться в этом ритме еще несколько минут после того, как его вынули из его маленькой коробки. Лед с треском слетел со спины форменной куртки, когда его попытались выпрямить. Долгое время из него нельзя было вытянуть ни слова, только шипящий свист. Лишь глаза его горели.